Протоиерей Георгий Эдельштейн: Если мы честно идем к Господу – наш путь правильный. Протоиерей Георгий Эдельштейн: Для меня главное – не врать

Потомок польских шляхтичей, сын члена ВКП(б), отец вице-спикера Кнессета
и священник Русской православной церкви

Превыше всех наград и званий отец Георгий почитает предоставленную ему судьбой возможность ходить в рясе и с нательным крестом. Отправляться на требы в глухие селенья по первому зову – в любую погоду, по бездорожью. Нередко падал он в полном изнеможении в снег, лежал и не находил в себе силы подняться, но вставал и шел дальше. И это притом, что постоянно испытывает недовольство иерархов церкви своим незыблемым почитанием догматических определений Седьмого вселенского собора, прекрасно знает мнение чиновников от религии о себе лично и о всех прочих потомках Авраама, Исаака и Иакова. Как же дошел до жизни такой сын еврея-коммуниста, бывший завкафедрой университета, член Московской Хельсинкской группы?

Иррациональное событие

«Я не гражданин ГУЛАГа, – пишет он о себе, – но никто никогда не говорит и не пишет мне „товарищ“, а если где-то ненароком обмолвятся и по привычке скажут, я не отвечу и даже не повернусь к говорящему: это не ко мне. И сам, естественно, никого и никогда этим словом не зову. В последний раз, помнится, так обратился к моему собрату А. Блок в поэме „Двенадцать“: „Что нынче невеселый, товарищ поп?“ Долгополый собрат мой и в той поэме отвечать не пожелал, предпочел за сугроб схорониться, хотя подмечено было точно, и вопрос был очень существенный». Невеселый поп – это точно про Эдельштейна, только такое понимание пришло к нему спустя десяток лет.

Его дед работал на электростанции, дававшей свет в царский Ливадийский дворец. Позже в ранге белогвардейского офицера эмигрировал с армией Врангеля. Дочь деда, мать Георгия – Галина Михайловна Бигель – родилась в Ялте в 1905 г. Отец, Михаил Михайлович Эдельштейн, – из местечка Мошки, что неподалеку от Овруча. Он был на год старше жены. По образованию – инженер-экономист, член ВКП(б) с 1924 г., в предвоенные годы работал заведующим отделом книжной торговли в Совнаркоме Украины.

23-летним студентом выпускного курса Ленинградского института иностранных языков Георгий Михайлович Эдельштейн вдруг ясно осознал, что непременно должен стать священнослужителем. Именно осознал, понял, а не принял решение. «Это произошло как иррациональное событие моей жизни, – пишет он в книге „Записки сельского священника“. – Когда удивленные и возмущенные родственники и знакомые пытались расспрашивать меня, я не мог связно ответить ни на один вопрос, никак не мог разумно объяснить, зачем это нужно мне и зачем я нужен Православной церкви. По сей день не могу толково объяснить ни себе, ни другим, с чего всё началось, почему вдруг года за полтора до того стал регулярно ходить в церковь, как случилось, что однажды, осмелев, подошел после службы на Смоленском кладбище к старичку-священнику со словами: „Батюшка, я хочу креститься“».

Возможно, неизвестным путем дошли до его сердца молитвы прабабушки Каролины, истовой католички, которая всю жизнь мечтала, чтобы хоть один из пятерых ее внуков стал ксендзом и молился за упокой умерших родственников. Может, привели к такому решению католические гимны, что так часто пела в детстве мать. Может, слишком рано и слишком сильно, как он сам признается, полюбил Ф. Достоевского, Ф. Тютчева и В. Соловьева. А потом не мог воспринять официальной доктрины – от Добролюбова и Чернышевского до Жданова и Сталина.

Священства Эдельштейну пришлось ждать 24 года. Он обращался к правящим архиереям, просил принять на любое церковное послушание в Курске, Черновцах, Москве, Вятке, Ярославле, Саратове, Вильнюсе, Самаре, Пскове, Ташкенте, Туле. Говорили, что нет вакансий. Потом нередко поясняли, что вакансии, конечно, есть, да ведь многие священства ищут. К тому же уполномоченный райкома по делам религии «никак не велит таких рукополагать, особенно если с высшим образованием. А уж если кандидат наук, доцент, заведует кафедрой в университете – и подавно. И совсем плохо, честно признаться, что еврей: неспокойные они люди».

Благословение архиепископа

Глухая стена неожиданно рухнула в конце 1979 г. 1 октября Георгий Михайлович был на приеме еще у одного епископа. Поговорили минут 40, причем ничего обнадеживающего в этой беседе не было. А 18 ноября он уже был рукоположен в сан диакона, в следующую субботу – в сан иерея, еще через четыре дня отец Георгий решением его высокопреосвященства архиепископа Курского и Белгородского Хризостома был назначен настоятелем церкви Иоанна Богослова в село Коровино Волоконовского района.

С тех пор и по настоящий день у отца Георгия новые страдания и новая борьба. Те, кто сегодня ходят в храмы и демонстративно молятся перед камерами фото- и телекорреспондентов, не давали тогда восстанавливать церкви и приходы. Райкомы партии, чтобы отчитаться перед обкомами, выжимали с нищих епархий деньги в пресловутый Фонд мира. Весной 1980 г. отец Георгий решил начать ремонт в своем приходе: перекрыть крышу, починить карнизы, поменять рамы в восьмерике. «Бабуси, идя на службу, приносили в сумках кто пару кирпичей, кто кастрюльку цемента. А сельсовет и райисполком принялись всеми силами пакости творить: „Платите в Фонд мира!“ Мы им объясняем: „Кровельщики работают в долг, деньги согласились получить осенью и даже в конце года, священник зарплату несколько месяцев не получает, всё подчистую на стройматериалы ушло“. Отвечают: „Знать ничего не знаем, несите в Фонд мира!“ И ни дня отдыха, на каждом шагу всеми средствами изматывали».

Было и высосанное из пальца уголовное дело по «факту неуплаты налогов». И несанкционированный взлом квартиры, и обыск в доме «по факту кражи в церкви десятков книг и икон». И следствие велось, да всё ведь, как уже сказано, из пальца высосано было.

Отношение к лозунгам

Отцу Георгию всегда были чужды экуменические идеи и течения – начиная от интернационального призыва «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» до книг отца Александра Меня. Но отрицательно относиться к чужим воззрениям – это не значит враждовать. Он мне сам рассказал об этом: «С отцом Александром Менем мы познакомились в ноябре 1961 г. и без малого 30 лет приятельствовали. Особенно часто мы встречались, когда он служил в селе Алабино. Боюсь, мы никогда не принимали друг друга всерьез. Я очень редко обращался к нему “отец Александр“, намного чаще – „отец Алик“ или просто „Алик“. Он был прогрессистом-экуменистом – и первое, и второе мне всегда было чуждо. По этой же причине мне никогда не были интересны его книги. Последний раз мы встретились за пять дней до его гибели, когда он был уже митрофорным протоиреем. Минут пятнадцать шутили о его митре. Его последними словами при расставании были: „Я обязательно приеду на твой приход, поговорю с архиереем и подарю тебе свою митру“».

Всё это – в советские времена. А что же теперь, в XXI веке? По инициативе отца Георгия мюнхенская организация «Христианская помощь молодежи России», руководимая И. С. фон Шлиппе, материально поддерживает детскую колонию в Костроме, содержит там воспитателей, построила для детей теплицу. Но неугомонному священнику этого недостаточно: «Колония для несовершеннолетних преступников превратилась в дом отдыха, – говорит он. – А рядом – полная нищета и разруха. Теперь полезнее вкладывать деньги в другую колонию. Или хотя бы в восстановление самых бедных приходов. Ирина Сергеевна ежегодно передает Ченецкому детскому дому около 5000 евро. А ведь это доход нашего храма за три года!»

Государство и церковь

Он не только просит. Он и сам зарабатывает. Его лекции о сегодняшней Русской православной церкви, о церкви и государстве в посткоммунистической России, о новом законодательстве о религиозных организациях слушали студенты и профессора в Джорджтаунском университете, Высшей дипломатической школе и Католическом университете в столице США, в Принстонском университете. Почти всё заработанное отец Георгий отдает. Для других это считалось бы благотворительностью, для него – раз и навсегда принятый порядок жизни.

Говоря о сегодняшней связи государства и Церкви, отец Георгий отмечает, что, хотя по Конституции Церковь и отделена от государства, но сегодня Русская православная церковь и государство связаны чрезвычайно тесными узами. И чем дальше, тем они становятся теснее. При этом в первых рядах молящихся во всех соборах – вчерашние коммунистические лидеры и воинствующие безбожники.

Много ли противников у столь прямолинейного человека? «Противникам руку протягиваю редко, – отвечает он. – Думаю, у меня их немного (Хитрит. Много, и даже очень. Особенно среди высшего духовенства. – В. Ф.). Обычно просто отхожу в сторону (Ох, не отходит, ругается, добивается своего всеми средствами – и умом, и хитростью. – В. Ф.). Всегда считаю своим долгом любому другу и недругу по возможности изложить то, что считаю своим мировоззрением».

Отец и сын

Георгий Михайлович – человек, конечно, эмоциональный. И Россию любит истово, и энергично защищает ее от нападок критиков: «Я не верю, что в России постоянно идет гражданская война. Во время гражданской войны никто не герой. Сейчас в нашем обществе, как и в любом другом, есть честные люди, есть не очень честные, есть жулики. По законам физики золото тонет, а нечистоты всплывают. Но полагать, что всё наше общество состоит из одних нечистот, ошибочно».

Был бы его старший сын депутатом, скажем, Государственной думы России, возможно, возникла бы у Георгия Михайловича мысль обратиться к нему за помощью в ремонте сельских церквей и домов престарелых россиян. Так ведь он, его сын, ортодоксальный иудей, вице-спикер Кнессета. Вот и приходится обращаться за помощью к канадским баптистам и норвежским лютеранам.

Кстати, будучи в Израиле, задал сыну отца Георгия по телефону вопрос: «Знают ли Ваши избиратели про отца-священника?» Юлий Эдельштейн ответил: «В Израиле примерно 130 тыс. человек исповедуют христианство. Конечно, о судьбе моего отца им известно. 130 тыс. человек – весомый добавок к голосам моих избирателей».

«Записки сельского священника»

В ноябре 1979 года архиепископ Курский и Белгородский Хризостом рукоположил меня во иерея и послал на отдаленный сельский приход со словами: «Четырнадцать лет там не было службы. Храма нет, и прихода нет. И жить негде. Восстановите здание церкви, восстановите общину – служите. Не сможете, значит, вы не достойны быть священником. Просто так махать кадилом всякий может, но для священника этого мало. Священник сегодня должен быть всем, чего потребует от него Церковь». – «А лгать для пользы Церкви можно?» – «Можно и нужно».

Двадцать пять лет размышляю я над этими словами. Все, что написано в этой книге, – результат этих размышлений.

Говорят, что за последние пятнадцать лет в Московской Патриархии произошли огромные изменения. Я, сельский священник, вижу только внешние изменения. Нам дозволено восстанавливать храмы, публиковать книги, заниматься благотворительностью, посещать заключенных и болящих, но исцеление и возрождение каждой Поместной Церкви, так же, как и каждого человека, может и должно начаться только с покаяния, о чем свидетельствует проповедь Иоанна Крестителя, Спасителя и святых апостолов. До сего дня мы не покаялись ни в чем. И чем дальше, тем нелепее звучит даже призыв к покаянию. Со всех сторон я слышу: «Нам не в чем каяться». Отказ от покаяния – характерная черта не только Московской Патриархии. Оказывается, не в чем каяться и Русской Православной Церкви Заграницей, не в чем каяться «катакомбникам». Мы все видим соломинку в глазу брата, но не видим бревна в своем глазу.

Я убежден, что преступно замалчивать недуги своей Церкви. Каждый христианин знает, что «молчанием предается Бог». Мы призваны не только веровать, но и исповедовать, т. е. вслух свидетельствовать перед всем миром. Примером для каждого говорящего и пишущего о Церкви должны служить евангелисты. Они не побоялись сказать всю правду, которая, казалось бы, неизбежно вредила проповеди христианства. Они рассказали, что апостол Иуда продал Учителя за тридцать сребреников, что апостол Петр предал Христа и трижды отрекся от него, что первоверховный апостол Павел много лет был гонителем христиан, что Христа окружали мытари и грешники. Вся античная критика христианства была построена на анализе текстов Нового Завета, но евангелисты не побоялись этого. Они знали, что отец всякой лжи – дьявол, что всякий, кто лжет, становится его сыном и творит его волю. И поэтому христианство восторжествовало в мире.

Мне хочется обратиться ко всем своим собратьям-священнослужителям, ко всем православным христианам в России и за рубежом с несколькими важнейшими для меня вопросами.

– Как оценить семидесятилетнее сотрудничество иерархов нашей Церкви с государством воинствующих безбожников-коммунистов? Можно ли спасать Церковь ложью?

– С какого времени и почему наша Церковь стала официально именоваться Русской Православной Церковью? В «Своде законов Российской империи» и во всех документах Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов мы встречаем термин «Православная Российская Церковь». Украинец, белорус, татарин, якут выходят из Святой Купели такими же украинцами, белорусами, татарами, якутами, не становясь русскими. Каждый из нас имеет равное право сказать: «Это моя Церковь».

– Допустимо ли причислять к лику святых Новомучеников и Исповедников российских до покаяния и без покаяния перед ними?

– Почему мы намеренно предали забвению все решения Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов? Почему мы избираем Патриарха вопреки постановлению Собора? Почему Священный Синод формируется вопреки постановлению Собора? Почему епископы сегодня назначаются Синодом, а не избираются? Почему церковный народ полностью отстранен от избрания священника на свой приход? Почему мы именуем свою Церковь «Соборной», если Она строится по принципу «демократического централизма»?

Очевидцы Я никогда не дерзал говорить от лица Церкви. Все, что я писал и говорил, – только мое личное мнение. Еще до публикации копию каждой статьи я направлял правящему архиерею и в Священный Синод. Моей целью всегда был и остается диалог.

Эта книга – своеобразный дневник сельского священника на приходе: здесь собраны не только многолетние впечатления и размышления о приходской жизни, но и статьи, докладные записки, прошения, обращения к правящим архиереям. Понятно, что когда я писал эти тексты, трудно было предположить, что они будут опубликованы под одной обложкой.

Протоиерей Георгий Эдельштейн, «Записки сельского священника», М.: РГГУ, 2005.

Об этом человеке в уполномоченных церковных СМИ практически не упоминается. На официальном сайте Патриархии его упомянули всего один раз — месяц назад, после пятнадцатилетнего молчания. В Википедии — очень короткая статья. Из неё мы можем лишь узнать, что отец Георгий — протоиерей Русской православной церкви, участник диссидентского движения в СССР и член Московской Хельсинкской группы.

Архиепископ Курский и Белгородский Хризостом

«В ноябре 1979 года архиепископ Курский и Белгородский Хризостом рукоположил меня во иерея и послал на отдалённый сельский приход со словами: «Четырнадцать лет там не было службы. Храма нет, и прихода нет. И жить негде. Восстановите здание церкви, восстановите общину - служите. Не сможете, значит, вы не достойны быть священником. Просто так махать кадилом всякий может, но для священника этого мало. Священник сегодня должен быть всем, чего потребует от него Церковь». - «А лгать для пользы Церкви можно?» - «Можно и нужно».

Такими словами начинается книга отца Георгия «Записки сельского священника «, опубликованная им в 2005-м году. Цитата мне напомнила известный негласный афоризм «Кто в церкви послужил, тот в цирке не смеётся и в дурдоме не плачет». Его судьба чем-то похожа на судьбу отца Павла Адельгейма, о котором дьякон всея Руси Андрей Кураев отозвался так: «Последний свободный священник Московской Патриархии». Но дьякон ошибался.

Родился отец Георгий в Киеве, где он прожил девять лет. Папа – инженер-экономист, мать – библиотекарь. После войны начались скитания: Харьков, Казахстан, Узбекистан. Окончил школу в Курске. Продолжил учёбу в Курске, Москве и Санкт-Петербурге. Крестился в 23 года в церкви Смоленской иконы Божьей Матери.

Служил в храме чтецом. Сподобился видеть в живых архиепископа Симферопольскома и Крымского, Луку Войно-Ясенецкого:

Я его видел, когда праздновали его 80-летие, он был абсолютно слепой. Он рассказывал о своей жизни, вся его проповедь была просто рассказом. Очень обрадовался, когда я ему сказал, что я из Курска: «И я, – говорит, – из Курска». – «Да нет, владыка, вы из Фатежа». – «Как, ты знаешь Фатеж! Я там был земским врачом». – «Да, я знаю, мне рассказывали».

На этом скитания не завершились. Работал в Балашове, Саратове, снова в Москве. Брать в храм не хотели. «Знаете, время сейчас трудное, и советская власть, и коммунистическая партия не заинтересована в распространении религии, а у вас высшее образование. Знаете, ведь служить Богу можно на любом месте и в любой должности. Вы преподаватель, ну и будьте добросовестным преподавателем, этим вы и будете служить Богу». Затем — Вильнюс и — снова неудача. Наконец, архиепископ Пимен взял отца Георгия к себе секретарём, но рукополагать отказался. «Я два раза говорил с уполномоченным, он не разрешает вас рукополагать ни на какую должность. Письма можете печатать ещё 10 лет, а в Церкви служить не будете ».

Сергиево-Казанский Курский кафедральный собор

Наконец, в ноябре 1979 года его рукополагают в Сергиево-Казанском Курском кафедральном соборе. Том самом, где расположено место падения будущего преподобного Серафима Саровского с колокольни строящегося собора. Автор этой статьи, сам псаломщик городского собора, побывал там на службе совсем недавно — в начале 2016 года и это посещение было связано для него с весьма печальным и трагическим периодом его жизни. И — не верь после этого в мистицизм!

Она меня привела в Курский кафедральный собор, Сергиево-Казанский, который строили родители Серафима Саровского. Всенощное бдение я там достоял до великого славословия, народу много, душно, ничего не понятно. И через 30 лет в ноябре 1979 года меня рукополагают именно в этом соборе… По складу я совсем не мистик, но ведь везде стучался – бесполезно.

Интересна история и с женой отца Георгия, некрещёной и невоцерковлённой: «Я ее с первых дней предупредил, что буду попом. Она не была ещё крещена, но думаю, что церковь – не полицейский участок, за шиворот туда не тащат (выделено мной — прим. авт.) . Прошло года три, она сказала, что хочет креститься, отец Николай Эшлиман ее крестил. Потом мы венчались тоже у отца Николая Эшлимана, а Анатолий Васильевич Ведерников был ее крёстным».

Годы советской власти — одни из самых тяжёлых. «Вызывают меня в райисполком. Запрещено. Как запрещено? «А вы были в облачении». – «Я не был в облачении». – «Ну как же, эта хламида на вас как называется?» – «Это ряса. Одежда священнослужителя, я всегда в ней хожу». – «А вы были с крестом?» – «Правильно, меня рукоположили и дали крест». – «Так запрещено!» – «Да нет, не запрещено». – «Почему только вы знаете закон, а другие не знают? ». И так далее. Почему так было? Напомним письмо Ленина: «Всякий боженька есть труположство - будь это самый чистенький, идеальный, не искомый, а построяемый боженька, всё равно. Всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой - есть невыразимейшая мерзость, это самая опасная мерзость, самая гнусная зараза».

Указ об отстранении

Осложняло дело и диссидентство. Такие люди при Советской власти всегда были в чёрном списке при трудоустройстве. При нынешней власти похожую роль играет участие в Хельсинкской группе, которую в 2013 году государство окрестило «иностранным агентом».

А 5 ноября 2015 года он был отстранён от должности настоятеля. И тем не менее, отец Георгий продолжил служение. И на приходе и, скажем прямо, с людьми, пережившими огромную катастрофу в своей жизни: «А почему я так много занимаюсь зеками… У них, наверное, самое тяжёлое положение. Мы знаем, как им тяжело, пока они сидят, но им ещё хуже, когда они выходят. Были у него три-четыре сидки, кончился срок, скажем, в ноябре, а брали его летом. Жена за это время продала квартиру, если квартира была, и уехала невесть куда. Нет квартиры, нет семьи, нет работы. Кто его возьмёт? Возьмут его на завод, если у него три-четыре срока было, а сейчас фрезеровщиков шестого разряда увольняют? А на зону он снова не хочет. Вот и идёт в церковь, информация от одного к другому передаётся «.

«Для меня главное – не врать» — эти слова отца Георгия очень хорошо характеризуют его самого и его служение. РПЦЗ не раз предлагала ему служить в православных храмах во Франции, Бельгии и других европейских странах. Но он не соглашался. Почему? «Священник не должен искать богатства и комфорта. Если ищешь и ждёшь этого, то и смысла нет становиться священником. Я нужен именно здесь, в глубинке России. Я всегда это чувствовал» .

Лишь дважды Господь сподобил мне и венчанной моей супруге Наталье в конце 90-х годов прошлого века встретиться, пообщаться с батюшкой Георгием Михайловичем Эдельштейном,

настоятелем Храма Воскресения Христова, что в селе Карабаново Костромской епархии и одновременно участником диссидентского движения в СССР, а также членом Московской Хельсинкской группы (МХГ).

Главное, что осталось в памяти моего сердца от встречи и общения с Георгием Михайловичем в конференцзале второго этажа МХГ, это радость узнавания брата по Духу "патологического правдолюбия" и бесстрашной Любви ко Господу...

Георгий Михайлович Эдельштейн около 20 лет, принял крещение в Русской православной церкви. В 1965г., будучи ещё мирянином и аспирантом Московского областного педагогического института, участвовал в редактуре текста открытого письма Патриарху Алексию I, в котором подробно рисовалась картина противозаконного подавления органами государственной власти СССР прав и свобод верующих граждан страны. Георгий Михайлович Эдельштейн долго добивался рукоположения, и лишь 24 ноября 1979 года был рукоположён в сан священника, после чего решением управляющего Курской и Белгородской епархией Хризостома назначен настоятелем церкви Иоанна Богослова в село Коровино Волоконовского района. С 1992 года настоятель храма Воскресения Христова в селе Карабаново Костромской области. Имеет сан протоиерея.

Церковные взгляды прот. Георгия Эдельштейна характеризуются как консервативные. Находясь в тесных приятельских отношениях со священником Александром Менем, он не разделял многих его воззрений, критически относится к деятельности свящ. Георгия Кочеткова. Резко отрицает «сергианство»: «Сергианство - это убеждение, что Церковь и ложь совместимы» . Выступает с обличениями в адрес иерархов РПЦ, обвиняемых им в сотрудничестве с КГБ, в том числе патриархов Алексия II и Кирилла .

Тут http://g-edelstein.livejournal.com/12252.html#comments g_edelstein (2 марта 2014) - "Каждый член Церкви, от лаика до Патриарха, обязан говорить правду. Иначе он не христианин, а совок, сиречь – сатанист".

Тут http://g-edelstein.livejournal.com/11522.html?view=119042#t119042 "Размышления о письме Ижевских отцов" (g_edelstein 18 февраля, 9:42)

«Пуськи» в храме Христа Спасителя пять минут плясали, о них три года телевидение, радио, газеты, журналы на всех континентах вопили. Теперь какие-то епископы-содомиты засветились, опять на три года жвачки хватит. Только блевотина нам интересна, только она нас волнует.

Зачем об этом говорить и писать, это и слепой видит, и глухой слышит. Не видит лишь Его Святейшество, не слышит только Священный Синод, что в Московской Патриархии на три сотни епископов пять десятков срамных содомитов. Зачем о них писать? Выслать всех в любую «свободную» страну, пусть их там друг с дружкой перевенчают, - и все проблемы решены.

Они столь вольготно расплодились и сегодня плодятся у нас оттого, что иерархия наша сергианско-никодимовская, что ложь у нас – первая и большая заповедь "

Сегодня начинаю публиковать отсюда http://krotov.info/lib_sec/26_ae/aed/elstein2.htm#1 "Записки сельского священника" протоиерея Георгий Эдельштейн, настоятеля Храма Воскресения Христова, что в селе Карабаново Костромской епархии (Москва, Российский государственный гуманитарный университет, 369 с., сер. "История и память: Очевидцы", художник Михаил Гуров, ISBN 5-7281-0748-6, УДК 271.2 ББК 86.2 Э 19)

Москва 2005

Вместо эпиграфа.

Рассказывают, лет пятьсот назад во Флоренции рядом жили католик и иудей. Каждый пытался склонить другого в «истинную веру». В конце концов иудей готов был сдаться, но сначала решил, что поедет в Рим, чтобы самому увидеть папский престол.

Соседи встретились вновь через полгода. Иудей рассказал, что был в Риме, видел Папу, беседовал с кардиналами: «Кардиналы - это шайка разбойников, а Папа их предводитель. Поэтому я пошел в xpaм и просил окрестить меня. Я понял, что если даже таким людям не удалось разрушить Церковь - она, безусловно, от Бога»

В ноябре 1979 года архиепископ Курский и Белгородский Хризостом рукоположил меня во иерея и послал на отдаленный сельский приход со словами: "Четырнадцать лет там не было службы. Храма нет, и прихода нет. И жить негде. Восстановите здание церкви, восстановите общину - служите. Не сможете, значит, вы не достойны быть священником. Просто так махать кадилом всякий может, но для священника этого мало. Священник сегодня должен быть всем, чего потребует от него Церковь". - "А лгать для пользы Церкви можно?" - "Можно и нужно".

Двадцать пять лет размышляю я над этими словами. Все, что написано в этой книге, - результат этих размышлений.

Говорят, что за последние пятнадцать лет в Московской Патриархии произошли огромные изменения. Я, сельский священник, вижу только внешние изменения.

Нам дозволено восстанавливать храмы, публиковать книги, заниматься благотворительностью, посещать заключенных и болящих, но исцеление и возрождение каждой Поместной Церкви, так же, как и каждого человека, может и должно начаться только с покаяния, о чем свидетельствует проповедь Иоанна Крестителя, Спасителя и святых апостолов.

До сего дня мы не покаялись ни в чем. И чем дальше, тем нелепее звучит даже призыв к покаянию. Со всех сторон я слышу: "Нам не в чем каяться". Отказ от покаяния - характерная черта не только Московской Патриархии. Оказывается, не в чем каяться и Русской Православной Церкви Заграницей, не в чем каяться "катакомбникам". Мы все видим соломинку в глазе брата, но не видим бревна в своем глазу.

Я убежден, что преступно замалчивать недуги своей Церкви. Каждый христианин знает, что "молчанием предается Бог". Мы призваны не только веровать, но и исповедовать, т. е. вслух свидетельствовать перед всем миром. Примером для каждого говорящего и пишущего о Церкви должны служить евангелисты. Они не побоялись сказать всю правду, которая, казалось бы, неизбежно вредила проповеди христианства .

Они рассказали, что апостол Иуда продал Учителя за тридцать сребреников, что апостол Петр предал Христа и трижды отрекся от него, что первоверховный апостол Павел много лет был гонителем христиан, что Христа окружали мытари и грешники. Вся античная критика христианства была построена на анализе текстов Нового Завета, но евангелисты не побоялись этого. Они знали, что отец всякой лжи - дьявол, что всякий, кто лжет, становится его сыном и творит его волю. И поэтому христианство восторжествовало в мире.

Мне хочется обратиться ко всем своим собратьям-священнослужителям, ко всем православным христианам в России и за рубежом с несколькими важнейшими для меня вопросами .

Как оценить семидесятилетнее сотрудничество иерархов нашей Церкви с государством воинствующих безбожников-коммунистов? Можно ли спасать Церковь ложью?

С какого времени и почему наша Церковь стала официально именоваться Русской Православной Церковью? В "Своде законов Российской империи" и во всех документах Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов мы встречаем термин "Православная Российская Церковь" . Украинец, белорус, татарин, якут выходят из Святой Купели такими же украинцами, белорусами, татарами, якутами, не становясь русскими. Каждый из нас имеет равное право сказать: "Это моя Церковь".

Допустимо ли причислять к лику святых Новомучеников и Исповедников российских до покаяния и без покаяния перед ними?

Почему мы намеренно предали забвению все решения Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов? Почему мы избираем Патриарха вопреки постановлению Собора? Почему Священный Синод формируется вопреки постановлению Собора? Почему епископы сегодня назначаются Синодом, а не избираются? Почему церковный народ полностью отстранен от избрания священника на свой приход? Почему мы именуем свою Церковь "Соборной", если Она строится по принципу "демократического централизма"?

Очевидцы

Я никогда не дерзал говорить от лица Церкви. Все, что я писал и говорил, - только мое личное мнение.

Еще до публикации копию каждой статьи я направлял правящему архиерею и в Священный Синод. Моей целью всегда был и остается диалог.

Эта книга - своеобразный дневник сельского священника на приходе:

здесь собраны не только многолетние впечатления и размышления о приходской жизни, но и статьи, докладные записки, прошения, обращения к правящим архиереям. Понятно, что когда я писал эти тесты, трудно было предположить, что они будут опубликованы под одной обложкой.

НА ПРИХОДЕ

Читатель увидит, что в разные годы, на разных приходах, в разных епархиях сельский священник сталкивается со схожими проблемами. Этим, должно быть, и объясняется неизбежность неоднократного обращения к одним и тем же темам.

В книге три раздела.

В первый вошли очерки, в основе которых - непосредственные впечатления от службы в сельских храмах Курско-Белгородской, Вологодской и Костромской епархий.

Во втором разделе читатель найдет размышления о путях и судьбах Русской Православной Церкви сегодня.

Материалы, касающиеся взаимоотношений Московского Патриархата и других ветвей Русской Православной Церкви - Русской Православной Церкви Заграницей, Истинно-Православной Церкви ("катакомб-ников"), - составляют третий раздел.

Надеюсь, что несмотря на разнообразие жанров и тем представленных здесь текстов, собранные воедино, они помогут читателю увидеть некоторые важные стороны нынешней жизни российского православия.

Я посвящаю эту книгу светлой памяти моего духовника, наставника и друга священника Николая Эшлимана.

лицей № 1, г. Волгореченск, Костромская область

научный руководитель Денис Леонидович Лапин

Протоиерей Георгий Михайлович Эдельштейн родился 20 июля 1932 г. в семье с русскими, еврейскими и польскими корнями. В возрасте около 20 лет принял крещение в Русской православной церкви. В 1965 г. Эдельштейн, будучи еще мирянином и аспирантом Московского областного педагогического института, участвовал в редактуре текста открытого письма Патриарху Алексию I, которое подробно рисовало картину противозаконного подавления органами государственной власти СССР прав и свобод верующих. После создания в 1976 г. Московской Хельсинкской группы, стал одним из ее членов.

Георгий Эдельштейн долго добивался рукоположения, и лишь 24 ноября 1979 г. был рукоположен в сан священника, после чего решением управляющего Курской и Белгородской епархией Хризостома назначен настоятелем церкви Иоанна Богослова в село Коровино Волоконовского района. С 1992 года – настоятель храма Воскресения Христова в селе Карабаново Костромской области; снят с этой должности в конце 2015 г. по причине преклонного возраста и состояния здоровья.

Восстановление храма в Карабаново

Примерно в 1991 г. отец Георгий Эдельштейн побывал у своих друзей в Соединенных Штатах. В Вашингтоне его пригласили в одну протестантскую общину − это была церковь Методистов. Члены общины сообщили, что хотят помогать восстанавливать православные храмы в России и готовы оказать финансовую поддержку в размере 30 тыс. долларов. С этого момента, воодушевившись поддержкой американских методистов, отец Георгий стал искать храм, нуждающийся в восстановлении. Хотел поехать в Кадыйский район – там, на берегу Волги, есть место, где жил отец Андрея Тарковского − Арсений. В этом месте отец Георгий и хотел изначально восстановить храм, однако отказался от этой идеи. Прежде всего, потому, что материалов для строительства достать в непосредственной близости было трудно, а привезти из Костромы было делом более чем сложным. В итоге он пришел к правящему архиерею, Владыке Александру, ныне митрополиту, и попросил благословения восстановить какой-нибудь разрушенный храм в епархии.

Владыка предложил ему выбрать любой из пятидесяти, нуждающихся в возрождении. В итоге отцом Георгием был выбран храм в деревне Карабаново, и этот выбор стал неслучайным, как выяснилось потом. В деревне Иконниково, которая находится недалеко от Карабаново, жил некий Борис Волин, отец которого, Павел, этот храм закрывал и разорял. А иконы из храма он принес домой и колол их на лучины, для растопки печи. Бабки из Карабановского храма просили его: «Пашка, отдай нам иконы!» А он отвечал им: «Нет! Нечего распространять темноту и невежество! Из этих икон я буду делать ульи для пчел! Из этих ваших поганых икон!»

В итоге Павел храм закрыл, а его сын решил папины безобразия загладить. Несколько раз ездил в Москву в совет по делам религий и, наконец, добился разрешения на восстановление храма. Но разрешение есть, а храма нет: три стены без окон и крыши. Северная стена отсутствует, потому что в здании какое-то время была тракторная мастерская, и чтобы трактор мог въехать в помещение, стену сокрушили. Но тракторная мастерская не самое страшное. В конце 80-х гг. в храме был склад минеральных удобрений: их был избыток, и ценные удобрения свалили сюда. Храм открыт, крыши нет. Снег и дождь – всё попадало на удобрения. В итоге на полу образовалась зловонная жижа.
Приехав сюда, в магазине о. Георгий встретил местных бабушек. Предложил им вместе зайти в храм.

– А ты, батюшка, там был?

– Нет, не был. Пойдемте вместе?

– Нет, батюшка, не пойдем. Ты туда раза четыре зайдешь − сапоги развалятся!

Отец Георгий зашел в то, что осталось от храма. Действительно, − зеленое вонючее болото. Он достал элитон, достал полотенце, расстелил его на подоконнике, положил на полотенце крест и Евангелие, спел Пасхальный канон: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его».

Пришло время начинать восстановление, но обещанных денег методисты не высылали. Рассчитывая на эти деньги, отец Георгий занял тысячу, потом другую. Третью ему уже не дали, потребовали отдать сначала те две…

К счастью, приехали его друзья из Норвегии, жившие недалеко от Костромской епархии, и примерно дней десять работали − помогали отцу Георгию начать восстановительные работы. Уехали, и через месяц прислали ему сумму денег, которая позволила священнику рассчитаться с долгами, починить своды и сделать кровлю.

Кирпич в колоннах, удерживающих своды, рассыпался в пыль − так на него действовали вредные удобрения. Батюшку предупредили: будешь восстанавливать своды, которые ни на чем не держатся,− рухнут на тебя.

Ну, рухнут, так рухнут… Сварили каркасы для столбов из металла, залили их бетоном − ничего не упало. Очистили храм от грязи, восстановили северную стену, сделали кровлю. Вонь от удобрений стояла года три. Сейчас, вроде бы, зловонный запах исчез.

Примерно за три года здание храма было восстановлено. Отец Георгий был горд, что положили кирпичи на место… Но потом он быстро понял, что класть кирпичи на место намного проще, чем восстанавливать человеческие души. Первый урок в этой связи был для него таким: приезжают его друзья норвежцы, утром по обыкновению читают из Библии. Среди них − лютеранский священник, он после чтения рассказывает что-то. И только после этого они приступают к работе. Бабушки спрашивали о. Георгия: «Чего это читают?» Отвечает им: «Библию читают». Они еще интересуются: «А этот чего им рассказывает?» Говорит: «Проповедь читает, разъясняет прочитанное в Библии». Бабушки в недоумении: «Батюшка! Так ты же говорил, что они по-русски не понимают?!» «Так вы и сами видите, − не понимают». Бабульки продолжают: «Так как же они Библию читают?! Она же по-русски написана!» Они были твердо уверены, что Иисус Христос − наш, российский мужик, и что Библия существует только на русском языке, так, стало быть те, кто русского не понимают, и Библию читать не могут.

В конце концов, деньги норвежских друзей отца Георгия закончились, а работа еще не была закончена. Потихоньку продолжали укладывать кровлю.

В какой-то момент появился человек. Он сидел на лавочке перед храмом и наблюдал, как рабочие затаскивали наверх огромное бревно. А это бревно необходимо затащить наверх во что бы то ни стало. Специальной техники, разумеется, нет, потому что нет денег. Мужчина видит, что происходит, и вдруг кричит по-английски: «Так нельзя! Вы неправильно делаете, бревно может сорваться вниз и перебить стоящих внизу!» Затащили бревно − ничего страшного не произошло. Так как отец Георгий был единственным из всех, кто понимал по-английски, объяснил ему: «Взять подъемный кран негде, да если и возьму, то нет денег, чтобы оплатить его аренду». Они разговорились, оказалось, что приезжий – инженер-строитель, баптист по вероисповеданию.

Так он сидел на лавочке в течение четырех дней, приезжая каждый раз из города и наблюдая за тем, как люди работают. А потом подошел к батюшке снова и сказал, что хочет работать в детской колонии близ Васильевского шоссе, как работал некогда в Канаде, − читать и объяснять Библию малолетним заключенным. Как выяснилось, в Москве ему подсказали, что в Карабаново есть священник, который хорошо знает английский, поэтому он и приехал и предложил: «Давайте мы днем будем работать в Карабаново, а ночью – здесь. Я буду читать и говорить, а Вы станете переводить».

Тогда отец Георгий познакомил его с начальником колонии Сорокиным, сказал, что человек хочет быть полезным, но по-русски при этом не говорит. В итоге этому баптисту, конечно, запретили просвещенческую деятельность такого рода. Он еще пару дней посидел у храма в Карабаново, потом достал кошелек и извлек оттуда столько же денег, сколько в прошлый раз прислали норвежцы. После этого он исчез и больше никогда не появлялся. Отец Георгий говорит, что «до сих пор не знает, кто он и откуда взялся, но этот человек оказался одним из тех, кто помог достроить храм».

Прошло два года. Зимний храм был восстановлен, но осталась необходимость восстановить и летний.

Добрый знакомый отца Георгия, директор Кестонского института Лоуренс Юззелл, путешествовал на теплоходе по Волге. Миновав несколько городов и увидев, что его спутники немного устали от однообразия видов вокруг, он предложил им сойти на берег в Костроме: «Сойдем здесь, я отвезу вас в сельский храм, и вы своими глазами сможете посмотреть, как живет сельский священник» . Вместе с ним почти вся группа путешественников приехала в Карабаново, и среди этой группы был какого-то невысокого роста человек, который, по словам отца Георгия, совершенно извел его своими бесконечными вопросами. Он спросил у Ларри, кто это такой, оказалось, что католический священник из Ирландии.

Пробыв в Карабанове полдня, путешественники уехали. Позже этот священник помог общине деньгами, на которые она смогла восстановить летнюю часть храма. С отцом Георгием у него завязалась дружба и они не раз бывали друг у друга в гостях, а студенты из Московского педагогического университета бывали у него в Ирландии, принимали там участие в археологических экспедициях. К сожалению, его уже нет в живых.

Удивительно, но таким образом на деньги норвежских лютеран, канадского баптиста и католического падре был восстановлен православный храм во имя Воскресения Христова в селе Карабаново.

А что же обещанные деньги американских методистов? Они интересовались тем, что происходит. Пообещали один раз, пообещали другой, прислали своего эмиссара, который осматривал окрестности. Но до сегодняшнего дня денег они отцу Георгию так и не прислали. Вместе с тем батюшка им и очень благодарен – по его словам,

«если бы не их обещание, я бы никогда не решился с совершенно пустыми карманами начать восстановление храма. Именно они дали мне веру в успех моего предприятия» .

Советская религиозная политика в 1960-е гг. и Открытое письмо Патриарху Алексию I

Антицерковный курс, заявленный и неукоснительно проводимый в период правления Н. С. Хрущева, был продолжен людьми, отстранившими его от власти. Конечно, крайности этого курса были смягчены. Откровенный и жестокий пропагандистский и административный нажим на Церковь не укладывался в стратегию послехрущевской «номенклатурной стабилизации». Вместе с политическим режимом должны были стабилизироваться и государственно-церковные отношения, причем на условиях, выгодных власти. Новое советское руководство не собиралось отказываться от завоеваний своей «церковной реформы». Поэтому так много сил было потрачено на то, чтобы не допустить обсуждения вопроса о последствиях «церковной реформы» на Поместном Соборе 1971 г. Курс на изоляцию Церкви, на уменьшение ее влияния был в этот период доминирующим. По сути, власть от открытого, агрессивного противоборства перешла к скрытому, но от этого не менее разрушительному противостоянию.

Власти вели пристальный контроль за влиянием Церкви на верующих через богослужения. Как правило, это касалось тех богослужений, за которыми собиралось самое большое количество молящихся – праздников Пасхи, Рождества Христова, дней поминовения усопших. О проведении праздничных богослужений в эти дни, количестве прихожан, наличии среди них детей и молодежи, фактах нарушения законодательства о культах чиновники составляли подробные отчеты. Для слежки за верующими в храмах находились специальные осведомители, в задачу которых в первую очередь входило следить, есть ли среди прихожан молодые люди, дети, члены коммунистической партии, а также следить за содержанием проповедей. Приведем свидетельство одного из таких людей, притянутого партийным руководством к выполнению подобных обязанностей, в настоящее время уже верующего православного христианина В. Д. Яблочкина:

«После окончания школы при поступлении в институт в характеристике моей значилось: антирелигиозный пропагандист. Заведующий оргметодотделом Князев сообщил, что мы будем работать в комиссии по делам Православной Церкви. В наши обязанности входит: посещение храмов, идеологический анализ церковных проповедей и контроль по регистрационным корешкам вероятности участия в церковных Таинствах членов КПСС …»

На Пасху вокруг храмов устанавливались милицейские оцепления, формально, конечно, для недопущения правонарушений и для охраны верующих. Но очень часто под предлогом охраны общественного порядка милиционерам давался приказ не пропускать на богослужения молодежь. По словам профессора Московской духовной академии А. К. Светозарского,

«чтобы войти перед началом пасхальной службы в храм, нужно было обмануть так называемых дружинников – это были не дружинники, а работники райкома комсомола. Я запомнил в один год, что у них были особые комсомольские значки с золотой веточкой, так называемый „ленинский значок“. Мимо них надо было идти твердым шагом, делая вид, что ты идешь мимо храма, и прямо у ограды резко свернуть в ворота и пройти. Надо сказать, что это удавалось, а на территории они уже не хозяйничали. В храме однозначно не подходили, а во дворе начинали брехать: „Мы вас дождемся“. Но они не дожидались – у них потом было другое мероприятие» .

Важной датой стало 21 ноября 1965 года, когда московский священник Николай Эшлиман и дмитровский священник Глеб Якунин направили Открытое письмо Святейшему Патриарху Алексию I. Оно было написано в результате продолжительной работы большой группы людей. Первоначальный, очень краткий вариант подготовил писатель Анатолий Краснов-Левитин. Он был существенно переработан и расширен о. Николаем Эшлиманом при участии Георгия Эдельштейна. По словам последнего,

«сначала идея была крайне неопределенна, но вскоре выяснилось, что в Москве подобную идею поддерживают, как минимум, 10–15 священников. Первоначальный вариант предполагался небольшим – страниц 5–6. Потом подумали и решили, что нужно страниц 20, чтобы изложить подробно суть дела» .

Эта рукопись составила основу первой части окончательного варианта, над которым еще несколько месяцев работали миряне Феликс Карелин, Лев Регельсон и Виктор Капитанчук. Заслуга подписавших данный документ священников заключается, прежде всего, в том, что они поставили свои подписи и отказались в дальнейшем снять их несмотря на оказываемое давление. Сначала предполагалось, что это будет совместное письмо епископов, священников и возможно нескольких диаконов (мирян не хотели включать) – своего рода соборное обращение к Патриарху. Но затем почти все из 15–20 выражавших предварительное согласие священнослужителей, отказались дать свои подписи. Первоначально предполагалось, что документ подпишет и архиепископ Гермоген Голубев.

Письмо было размножено в 100 экземплярах и разослано всем правящим архиереям Московской Патриархии. И некоторые из них, например, митрополит Сурожский Антоний (Блюм) прислали одобрительные телеграммы. А 15 декабря они направили копии письма председателю Верховного Совета СССР Н. В. Подгорному, председателю Совета министров СССР А. Н. Косыгину и генеральному прокурору СССР Руденко. Уже в начале 1966 г. Открытое письмо было переведено на несколько иностранных языков, транслировались по радио, в том числе и в СССР . Тема гонений на Церковь в Советском Союзе с тех пор стала одной из дежурных в западных публикациях, хотя, конечно, на Западе хорошо знали о них и ранее .

Обращение затрагивало ряд вопросов:

– о беззаконных действиях руководителей и уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви, преступно нарушающих основные законодательные установления советской власти, определяющие отношение советского государства к Церкви; о насильственном закрытии храмов в 1959–1964 гг.;

– о неправомерном вмешательстве представителей государственной власти во внутрицерковную жизнь: «…за период с 1957 по 1964 гг., под личным давлением Хрущёва, допустившего „субъективизм и администрирование в руководстве“, впоследствии осуждённые Коммунистической Партией и Советским правительством, Совет по делам Русской Православной Церкви коренным образом изменил свою природу, превратившись из официального органа-посредника в орган неофициального и незаконного управления Московской Патриархией. Ныне в Русской Церкви создалось такое положение, при котором ни одна сторона церковной жизни не свободна от активного административного вмешательства со стороны Совета по делам Р.П. Ц., его уполномоченных и местных органов власти, вмешательства, направленного на разрушение Церкви!» . Достаточно сказать, что правящий епископ в своей епархии не мог назначить настоятеля прихода без одобрения местного представителя Совета по делам религий ;

– о том, что Церковь теперь не соборная, ведь если епархия не избирает епископа, то он не может ее представлять, – что было написано именно под влиянием владыки Гермогена. В 1970-х годах Глеб Якунин будет сожалеть о том, что они обратились к нему за помощью, характеризуя его как человека мягкого, постоянного ищущего компромиссов, поэтому нужно было сделать упор на архиепископа Павла (Голышева), как человека более твердых убеждений .

24 декабря 1965 г. Патриарх Алексий подписал резолюцию об Открытом письме, коей поручалось преосвященному митрополиту Крутицкому Пимену указать составителям на незаконность и порочность их действий, направленных на соблазн Церкви, и на соответствующем докладе преосвященного иметь о священниках Николае Эшлимане и Глебе Якунине «особое суждение».

В мае 1966 г. митрополит Крутицкий Пимен вызвал к себе авторов нашумевших документов. Вскоре оба были запрещены в священнослужении впредь до раскаяния. Тогда священник Николай Эшлиман распространил второе письмо, которое содержало причины отказа от покаяния (по словам отца Николая, от них требовали раскаяния не в нарушении церковной дисциплины, а в «очернительстве советской действительности»). Тон объяснения был резким, но не «развязным». Всем было ясно, что не Святейший Патриарх и не митрополит Пимен требовали покаяния.

Приложение. Интервью протоиерея Георгия Эдельштейна, записанное автором работы 20 декабря 2015 года

– Кем Вы были на момент создания Открытого письма Святейшему Патриарху Алексию I?

– Я был простым алтарником у отца Николая Эшлимана, когда он еще служил около станции Монино в селе Богородское. Кроме того, я одновременно учился и в аспирантуре. На момент нашего знакомства мне было 31–32 года. В свое время я прочитал в одном из церковных журналов проповеди отца Александра Меня и с тех пор желал с ним познакомиться. В конце концов, мне это удалось сделать через нашего общего знакомого – врача-психиатра Анатолия Добровича. Таким же образом познакомился я и с отцом Николаем Эшлиманом, причем с ним у меня установились довольно серьезные отношения, он для меня был духовным отцом, наставником, всегда я обращался к нему на «Вы», тогда как с Александром Менем сложились отношения скорее дружеские, неформальные, мы легко общались и на «ты».

– Какие мотивы подвигли Вас к участию в создании этого письма? Какие мотивы, Вы считаете, двигали другими авторами письма?

– Отец Николай Эшлиман чуть ли не с первой нашей встречи говорил о том, что Церковь находится в неравноправном положении, в неконституционном пространстве. Ведь официально по Конституции СССР Церковь была отделена от государства, а на деле оно постоянно вмешивалось в ее дела, ограничивая свободу религии, а церковное начальство, Святейший Патриарх и Синод РПЦ , к сожалению, не препятствуют этому незаконному процессу. <…>

Отец Николай хотел собрать группу единомышленников, чтобы написать открытое письмо к Святейшему Патриарху и Синоду. <…> Отец Николай тогда уже служил недалеко от Москвы в Гребнево, в Подмосковье. И вот однажды прибежал рыжий, всклокоченный Глеб Якунин, с каким-то огромным желтым чемоданом (помнится, он носил в нем всё подряд – даже и белье, и веники для бани), и сказал, что в нем имеются какие-то секретные документы. После долгой, примерно трехчасовой беседы с отцом Николаем Глеб опять прибежал, взял свой чемодан и пошел на электричку <…> Затем отец Николай обратился ко мне и прочитал мне текст письма, попросив не говорить об этом Глебу. Прочитав письмо, он спросил, каково мое мнение – я ответил, что писал его, скорее всего, Анатолий Эммануилович Краснов-Левитин, долгое время принадлежавший к обновленцам. Отец Глеб говорил, что действовать нужно быстро и решительно, опубликовав письмо до Пасхи. Однако я рекомендовал отцу Николаю, что в данном виде документ ему подписывать не стоит, с чем тот и согласился. Дополнительно я сказал, что в случае необходимости я готов помочь в написании новой редакции Письма, но быть при этом только техническим исполнителем. Дня через 2–3 мы поехали на ул. Пушкинская (сейчас Большая Дмитровка), где было единственное в Москве место продажи печатных машинок. Отец Николай приобрел самую дорогую модель, затем все поехали к нему домой, где создали несколько копий Письма.

Подписали Письмо в новой редакции священники Николай Эшлиман и Глеб Якунин. Предполагалось, что свои подписи поставят и другие священнослужители – прежде всего, Александр Мень, Николай Ведерников, Владимир Рожков и владыка Гермоген (Голубев), митрополит Волгоградский – однако затем они все отказались сделать это.

Надо сказать, что владыка Гермоген с глубоким уважением относился к Святейшему Патриарху Алексию, и написал ему свое письмо, однако в конфиденциальном виде, не публикуя текст, как это сделали Глеб Якунин и Николай Эшлиман.

– Каков Ваш вклад в создание этого документа?

– Я не его создатель – скорее, я всего лишь технический исполнитель. Причем редактировал я не больше трети всего текста. Кроме того, именно я убедил отца Николая Эшлимана в том, что Письмо должно быть авторским, тогда как отец Александр Мень считал, что оно должно быть анонимным или, по крайней мере, быть подписанным под чужими именами. Вообще данное Открытое письмо – первый открытый документ правозащитного толка в СССР .

– Отец Георгий, раз Вы участвовали в редактуре текста Открытого письма, почему Вы его не подписали? Потому, что Вы не имели священнического сана, или потому, что Вас пытались уберечь?

– Нет, меня не пытались уберечь, ведь я сам настаивал на том, что подписывать текст Открытого письма должны лишь священники, тогда как я на тот момент священнического сана еще не имел.

– Как Вы могли бы охарактеризовать священника Николая Эшлимана?

– Отец Николай был очень близким другом с отцом Александром Менем, несмотря на то, что во многом они были совсем разными людьми. Отец Александр восхищался «вдохновением» о. Николая, говоря, что, несмотря на все его способности проповедника, он не идет с Николаем ни в какое сравнение. Отец Александр был размерен, строг, логичен, последователен, тогда как отец Николай за 5 минут до проповеди не знал, о чем будет говорить, но затем он становился словно соловей, завораживая всех глубиной своей проповеди. Отец Александр ни на минуту не ошибался в своей службе, проповеди, отец же Николай, служа, забывал обо всем на свете, полностью погружаясь в Богослужение – вдохновение захватывало его всего. Даже на каждом отпевании у него была своя новая проповедь.

Отец Николай был, конечно, настоящим священником. К примеру, он мог ехать в вагоне и, увидев цыган, подойти к ним и всю дорогу свидетельствовать им о Христе.

Умер отец Николай, когда я уже рукоположен в священники. Отпевали его, как ни странно, по чину как простого мирянина – то было указание Святейшего Патриарха, которому, в свою очередь, приказали из Совета по делам религий. Но отец Владимир Рожков затем подошел ко мне и сказал, что нужно отпеть его как священника – что я и сделал с двумя певчими. На могиле отца Николая около полугода даже не было креста, так что нам пришлось его раздобыть и поставить крест на могиле.

– Почему так предсказуемо повело себя руководство РПЦ в отношении авторов документа? Не был ли здесь применен принцип «Бей своих, чтобы чужие боялись» или церковная верхушка имели какие-то свои соображения?

– Руководство РПЦ не воспринимало в принципе инициативу и, тем более, критику «снизу». Но самое страшное, что, по-моему, было во время и хрущевских, и брежневских гонений – это архиерейский собор 1961 года, когда в день памяти преподобного Сергия Радонежского после Литургии всех архиереев направили на собрание, в ходе которого был изменен Устав РПЦ от 1945 года. <…> По сути, Церковь пошла на сотрудничество с государством…

– И напоследок, скажите, как Вы видите будущее нашей Матери-Церкви, если сейчас так сильно выражена тенденция к усилению власти епископата?

– Нам нужно знать историю нашей Церкви, так как тот священник, кто ее не знает, просто не имеет права быть священником. Необходимо в любом случае сохранять единство – ведь на каждом Богослужении мы молимся о единстве Церкви. Любое разъединение – это сектантство, разделение Ризы Христовой и, по моему глубокому убеждению, – антихристианское действо. Но самое главное, во-первых, нам нужно оставаться православными, во-вторых, не лгать. Это беда не РПЦ , а Московского Патриархата. Среди апостолов от 12-ти и 70-ти были и грешники, и предатели, и еретики. Так было и так будет. Нужно говорить правду, ведь главная отличительная черта христианства – свидетельство его об Истине. Когда наши церковные иерархи боролись за мир – это было простой пропагандой. Сейчас же Церковь и формально, и фактически отделена от государства, что позволяет нам свободно выбирать – говорить правду или же лгать.

В советский период Русской Православной Церкви был нанесен серьезный урон. Сократилось число приходов, ухудшилось их материальное обеспечение. Государство, где господствовал атеизм, стало культивировать негативное отношение к Церкви и верующим. Советская власть хотела покончить с религией раз и навсегда, но благодаря гибкой политике клира и преданности вере Церковь сумела выжить даже в это трудное для нее время. Именно в эти тяжелые для Церкви и начинал свой путь священника протоиерей Георгий Эдельштейн, кроме того, ему довелось принять косвенное участие в создании Открытого письма Патриарху Алексию I, авторами которого были священники Николай Эшлиман и Глеб Якунин. Текст этого документа вызвал большой общественный резонанс как в Советском Союзе, так и за его пределами. Несмотря на это, отец Георгий смог и дальше находиться в пределах СССР , приняв затем священнический сан. Кроме того, он смог стать видным общественным деятелем, в частности, членом Московской Хельсинской группы, объединявшей в себя часть известных диссидентов.

Открытое письмо Святейшему Патриарху священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина. Русская Православная Церковь в советское время (1917–1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью / Сост. Г. Штриккер. М.: Пропилеи, 1995. С. 54–60.

Дата рождения: 20.07.1932
Гражданство: Россия

Он стал священником поздно - в 47 лет. Благополучный преподаватель Костромского университета, заведующий кафедрой иностранных языков, он вдруг заканчивает Московскую духовную семинарию и отправляется бедствовать в дальние сельские приходы - в белгородских степях, в вологодских лесах.

Не вдруг, - поправляет отец Георгий.

Он неторопливо помешивает ложечкой в стакане чая - это медленное внятное движение очень характерно для всего его неспешного жизненного ритма. Трудно представить его кричащим, суетливым. По-видимому, он и вспыхнул-то один раз в жизни, когда с нахала, не пожелавшего обнажить голову в церкви, сорвал шляпу. Впрочем, с этим нахалом через час он примиренно пил чай.

Он все делает основательно, продуманно. Его дом в Карабанове, в 20 километрах от Костромы и в 300 метрах от Воскресенской церкви, добротный, крепкий, хотя строительный материал о. Георгий собирал преимущественно на свалках или получал задешево в начале 90-х на почти бесхозных складах. Большую часть дома занимает кабинет с просторным письменным столом, книжными полками, компьютером. Но главная хозяйская гордость - не компьютер, а обширный подвал, "бункер", где хранятся мешки с картошкой, кабачки и тыквы, банки с соленьями. В еде он неприхотлив, что видно и по фигуре: худощав, жилист, походка легка и тяжелеет лишь тогда, когда батюшка совершит литургию и затем еще несколько треб - венчание, крещение, отпевание. Нагрузка немалая, ведь обслуживает он не одну деревню. Но если и нет прихожан в церкви, то все равно батюшка идет в пустой храм и молится там вместе с экономкой Натальей и дьяконом Сергеем.

Нет, конечно, не вдруг стал я священником, - повторяет отец Георгий.

Сказались впечатления детства: проникновенный голос матери, которая пела ему католические гимны, молитвы бабушки о том, чтобы один из внуков стал священником. Значительным было влияние русской литературы, в особенности Тютчева, Баратынского.

А главное - всю жизнь томил советский уклад жизни. В детском саду он видит, как снимают со стены портрет Постышева, украинского вождя. Почему? Он же хороший! Арестовывают отца и выпускают после падения Ежова. Отец отказывается осудить арестованного брата, а друг семьи разоблачает отца, повторяя: "Партия мне дороже дружбы". Георгий ужасается этому непонятному предательству. Взрослые на его вопросы дают уклончивые ответы, и постепенно к мальчику приходит прозрение...

Были и другие впечатления - можно сказать, "христианского толка". Мать, разгневанная его дракой с соседским мальчиком из-за книжки, выносит книги сына во двор - "ты жадный" - и раздает. Мать приводит в дом детей, родители которых арестованы, устраивает их в семьи.

С годами крепнет настроение: обособиться от системы. Уже в преподавательские годы он берется за написание диссертации "Средневековое учение о языке", с наслаждением работает в библиотеках. Смеется: "Как я могу ругать советскую власть, когда я в течение десяти лет читал великолепных историков и философов, а мне еще и платили за это удовольствие!"

Нет, он никогда не боролся с властью и не намерен делать этого впредь. Он просто хотел быть независимым человеком, вне системы, и это ощущение могла дать только церковь. Но церковные иерархи скептически пожимали плечами: высшее образование, кандидат наук, еврей... Нет, не годен.

О вашем еврействе вам часто напоминали? - спрашиваю.

Прихожане - ни словом, ни намеком. Коллеги по церкви - да. Недавно один митрополит назвал меня "моченым евреем" - в сущности, это ведь глумление над таинством крещения. Партийные функционеры тоже подчеркивали мою "чужеродность". Некоторые досадовали: "С вами одни хлопоты, отец Георгий. И вы, и отец Александр Мень, и Глеб Якунин всегда вносите сумятицу".

Дело решил курский архиепископ Хризостом - фигура, по мнению о. Георгия, удивительная. В течение 18 лет он сотрудничал с органами госбезопасности (под кличкой Реставратор) - что неудивительно. Необычно другое - это был единственный иерарх православной церкви, который признался в причастности к могущественному ведомству, хотя и добавлял: "Каяться мне не в чем, я служил людям своей страны". Проницательный Хризостом быстро разобрался, что перед ним очень перспективный священнослужитель. Однажды он сказал Эдельштейну: "Напрасно все так гэбэшников боятся, с ними договориться можно. Хуже всех партийные функционеры, они ничего понять не способны". 17 ноября 1979 года Хризостом направил Эдельштейну телеграмму-разрешение на его рукоположение.

Первые шаги, предпринятые о. Георгием в Белгородской области, вызвали раздражение уполномоченного по делам религии. Во-первых, священник ходит все время в рясе - не полагается, вне церкви должен надевать гражданскую одежду. Во-вторых, при отпевании покойника священник идет на кладбище, что можно квалифицировать как религиозную пропаганду. Отец Георгий даже носил с собой сборник постановлений, из которого явствовало, что отпевание на кладбище не запрещается. Хризостом сокрушенно упрекал неофита: "Меня скоро уберут. Гнев обрушится на вас. Вы вели себя крайне неосторожно, раздражали советскую власть. Поезжайте в село на Север. Сумеете поднять приход - добро. Нет - возвращайтесь на гражданскую службу".

Последовали три года служения в глухих северных деревнях, а весной 1992 года о. Георгий оказался в Карабанове Костромской области перед полуразвалившимся загаженным храмом, превращенным в советское время в склад минеральных удобрений.

Тут он укоренился, построил себе дом и с помощью канадских баптистов и норвежских лютеран восстановил церковь (на взгляд автора, зримое свидетельство христианского экуменизма). С этой оценкой о. Георгий вряд ли согласится: к движению экуменизма в его современном виде он относится крайне отрицательно, считая его "крышей для антицерковных сил". Но как бы то ни было, результат совместных трудов христиан разных направлений в Карабанове можно увидеть своими глазами.

Отец Георгий охотно ездит в Америку, в Европу, читает лекции. Заработанный гонорар привозит домой и весь вкладывает в дело: на восстановление храма, на строительство домов для бомжей, на помощь районной больнице и детскому дому.

Пособить просят многие. При мне пришел бывший бомж Сашка, поселившийся на церковном дворе. Они с женой завели стадо бычков и теперь хотят купить столбы для ограждения выгона. Эдельштейн обещает помощь, он редко отказывает - только когда в карманах пусто. Тогда переходит на макароны и жидкий чай, а просящему говорит виновато: "Потерпи". Появляются деньги - и вновь работают в храме богомазы и резчики, рабочие кроют железом прохудившуюся крышу больницы, снова действует швейная мастерская в детском доме. Приходит гуманитарная помощь из-за рубежа - через несколько дней деревенские мальчишки и девчонки щеголяют в футболках и куртках с грозными надписями "чикагские быки".

К помощи священника привыкли. В Карабаново тянутся люди из заключения - уставшие, растерянные, смиренные. Они находят здесь пристанище и работу. Отъедаются, отсыпаются, а потом, по обыкновению, запивают. Запои, по тому же обыкновению, кончаются пожарами. Сгорело уже два дома, погибли люди.

Моя обязанность - помочь им, - говорит отец Георгий. - Я предлагаю выбор, а уж им решать, как устроить жизнь. Никаких душеспасительных бесед. Если спрашивают, я объясняю, советую.

Я несколько разочарован - жесткая позиция. Мне-то уже рисовались раскаивающиеся бродяги, ставшие ангелами под влиянием ласковых речей священника. Увы.

Не стесняйтесь, задавайте неудобные вопросы, - говорит священник, заметив мое настроение.

Неудобные? Ну, пожалуй...

Странно, не утомляет ли вас однообразие службы? Повторение тысячи раз одних и тех же слов?

Странно, но не утомляет, - с улыбкой отвечает о. Георгий. - Есть эллинский тип мышления, ему потребна непрерывная смена впечатлений, а есть иудео-христианский, который отличается большей сосредоточенностью, приверженностью к традиции, к самоограничению. Очевидно, я принадлежу к последнему.

Консерватизм священнослужителя, который бы в Москве выглядел вызывающим, здесь, в деревне, воспринимается естественным - ведь и сама деревня во власти традиции.

Естественным кажется и его неприятие реформаторских усилий московского священника Георгия Кочеткова. Но главное, что его категорически не устраивает в церкви, - это сергианство (по имени митрополита Сергия Страгородского), стремление во всем угождать государству. Тут мягкий, сдержанный отец Георгий судит резко и беспощадно: "Сергианство - это убеждение, что Церковь и ложь совместимы". Не стесняясь, он называет Московскую патриархию "островком брежневско-черненковской стагнации, без малейших признаков выздоровления". После таких заявлений на него обрушиваются многие влиятельные иерархи: как смеет он поносить церковь! Ничего подобного, отвечает о. Георгий, "богословским невежеством является отождествление группы епископов с церковью". Мало того, он утверждает, что "история Русской православной церкви после 1917 года - это величайшее чудо XX века. Только выжила и процвела наша Церковь не благодаря, а вопреки сергианству и сергианам".

Поэтому его так радует незамутненное религиозное чувство прихожан. Мне довелось присутствовать на венчании немолодой пары - она домохозяйка, он сельский предприниматель. Прожив вместе 17 лет, выра стив двух детей, они пришли к батюшке укрепить свой союз. Поразило волнение, с которым сорокалетний торговец внимал словам священника. Он, как робкий мальчик, послушно исполнял все его указания. После венчания вел семью к своему белому "Вольво" с торжественно-просветленным лицом.

Карабановский священник не обольщается. Он даже считает, что до перестройки интерес к церкви был гораздо выше. Сейчас церковь внутренне деградирует при внешнем пышном расцвете. Ключевая проблема - покаяние, очищение от грехов, угодничества, раболепия, лжи.

Я сетую: что-то плохо пока с очищением. Отец Георгий назидательно напоминает мне о сорока годах, в течение которых Моисей водил израильтян по пустыне, а народ, ушедший от рабства, озлобленно кричал своему предводителю: "В земле Египетской мы сидели у котлов с мясом и ели хлеб досыта!" Терпение: рабский дух так быстро не исчезает. Отец Георгий неторопливо помешивает ложечкой в стакане чая...